02.12.2011 в 01:48
Пишет Kitchen Witch:Началась зима...
... пора писать рождественские сказки. Вот, например, такие.
Фея из Икеи
Для начала считаю своим долгом вас заранее обрадовать и огорчить. Во-первых, не нужно пугаться: этот рассказ – совсем не реклама компании ИКЕА, более того, она тут присутствует главным образом ради рифмы в названии, хотя и имеет некоторое отношение к сюжету. Во-вторых, Деда Мороза на самом деле не существует, мне очень жаль, но это совершенно точно так. А теперь с чистой совестью, сделав эти два предуведомления, приступаю собственно к рассказу.
Только ленивый сейчас не сетует на коммерциализацию Рождества и на то, что празднично-фальшивая зима наступает в торговле и рекламе примерно в середине октября, неохотно и ненадого отодвигаясь, чтобы дать место Хэллоуину. Я тоже, конечно, сетовала и фыркала, пока не познакомилась с Аннелизой.
Был прекрасный осенний день, когда Лондон в рыжих кудрях платанов похож на девушку, только что выпорхнувшую из парикмахерской: новый цвет волос ещё непривычен, ярковат и режет глаз, но всё искупает довольная, ни кому в особенности не обращённая улыбка. Я ехала из Кенсингтона на вокзал Кингз-Кросс, заняв лучшее место на галёрке алого двухэтажного автобуса, и решительно одобряла всё, что видела со своей обзорной площадки – я вообще всегда одобряю осень, ну, разве что, за исключением чрезмерно ранних рождественских украшений.
Однако в начале Оксфорд-стрит автобус встал в длинную вереницу транспорта, тоскливо ожидающего своей очереди свернуть в какой-то крохотный проулок, чтобы объехать дорожные работы, и нетерпение взяло верх. Мне надоело ответно разглядывать трёх одинаковых девушек, с полуоткрытыми ртами слепо таращившихся прямо в окно автобуса с ближайшего здания в стиле ар-деко, и я выскочила на улицу при первой же возможности.
Рождественская иллюминация, перечёркивающая небо звёздами и бантами, нелепо смотрелась в медовом солнечном свете раннего ноябрьского вечера. Королева Времени в синем эмалевом плаще на фасаде универмага «Селфридж», казалось, соглашалась со мной, всплёскивая руками: «Ну что я могу поделать!» Зато в «Селфридже» всегда красивые рождественские витрины, каждый год на какую-то новую тему, и ладно уж, простим им некоторую несезонность – когда я ещё окажусь в Лондоне, чтобы их рассмотреть? В этом году – «Белое Рождество», сплошная белизна и серебро, ни капли постороннего цвета. «Белое», то есть, снежное Рождество на юге Англии нам практически не грозит, но отчего бы не помечтать?
Я не смогла не замедлить шаг (ничего, уеду на следующем поезде), разглядывая переходы белого в белоснежное, прозрачного в сверкающее и серебряного в зеркальное. Банальные товары, которые нам всегда норовят сплавить в предрождественской суете (миллионы подсвечников – ну кто, скажите, сейчас жжёт свечи в таком количестве? горы толстенных свитеров крупной вязки – на единственный снежный день в году или на выход в открытое море на крохотной рыбацкой шхуне...), превратились в материал художника и стали мазками, фактурой, бликами света. Больше всего мне понравилась витрина, в которой Снежная королева в тюлевом кринолине и короне из белых свечей уходила из белой комнаты, украшенной серебряными шарами, и оглядывалась на зрителей через плечо, как будто приглашая следовать за ней. Я с удовольствием ответила её взгляду, и пока мы так безмолвно общались сквозь стекло, в противоположном углу комнаты-витрины мне померещилось какое-то движение.
Зрение у меня плохое, а очки я носить не люблю, поэтому, чтобы проверить своё впечатление, пришлось подойти поближе. Сначала я решила, что всё объясняется просто, и это кто-то из работников универмага заканчивает оформление рождественской сцены: девушка, действительно обнаружившаяся в витрине, была в чём-то, смутно похожем на униформу, и с поблёскивающим именным значком на груди. Потом я решила, что сошла с ума, потому что «униформа» при ближайшем рассмотрении оказалось светлой пижамой в тонкую розовую полоску. Ну а совсем потом я поняла, что если кто и сошёл с ума, так это вообще весь мир вокруг, включая законы физики и здравого смысла, и это меня даже как-то утешило.
Девушка в пижаме наполняла прозрачную вазу на столе серебряными шарами. Шары рождались у неё в ладонях и, повинуясь легчайшему движению губ, каким, например, сдувают пушистую шапку с одуванчика, поднимались в воздух и затем плавно опускались вниз, занимая нужное место в хрупкой пирамиде, которую могло удерживать в вертикальном положении только чудо. Несколько шаров побольше девушка подбросила к потолку витрины, и они замерли на разной высоте, и со стороны казались подвешенными на очень тонких нитях. Когда пирамида в вазе достигла совершенно угрожающей степени шаткости, нарушающей все правила равновесия, госпожа оформительница критически оглядела своё произведение и вдруг беззвучно хлопнула в ладоши, от чего несколько верхних шаров соскочили на стол, подкатились катастрофически близко к краю и замерли там, как приклеенные. Эта картина показалась ей вполне удовлетворительной, она кивнула сама себе и напоследок щёлкнула пальцами, заставив королеву-манекен вздрогнуть и обернуться чуть дальше – чего, вероятно, и требовалось добиться для полного совершенства.
Тут девушка отвлеклась от своих творческих задач и заметила, что я наблюдаю за ней сквозь стекло, раскрыв рот, как совсем недавно за мной наблюдали архитектурные украшения. У неё было лицо сердечком, рыжие волосы, стянутые в два хвостика, очень светлые глаза, веснушки россыпью по округлым щекам и немного вздёрнутому носу и очки в тонкой золотой оправе. Некоторое время мы рассматривали друг друга с полной серьёзностью. Наконец обитательница застеколья пожала плечами и протянула мне руку. Прямо сквозь витрину.
«Это сон,» - задыхаясь, шепнул мне мой здравый смысл. – «Ты заснула в автобусе, застрявшем в пробке, и какая, собственно, разница, что ты дальше будешь делать во сне?»
Я послушалась и взяла холодную маленькую руку, и спокойно вошла с улицы в рождественскую витрину универмага «Селфридж» - получилось что-то наподобие сцены с боа-констриктором в «Гарри Поттере», только наоборот. Стекло пропустило меня и тут же снова сомкнулось за моей спиной, отрезав, как скальпелем, шум вечной толпы на Оксфорд-стрит и гул и гудки транспорта. За стеклом было тихо, только что-то где-то шелестело и звенело еле слышно, как обёрточная бумага и далёкие колокольчики.
- Добрый день, - как ни в чём не бывало, приветствовала меня рыжая Аннелиза – вблизи я смогла прочитать, что написано у неё на блестящем значке. Имя – крупными буквами, а немного ниже – должность: «рождественская фея».
- А Санта-Клаус тоже существует? – с нервным смешком поинтересовалась я, посколько ничего более умного мне просто не пришло в голову.
- Нет, - так же серьёзно ответила Аннелиза. – Санта-Клаус – это выдумка. Люди часто предпочитают выдумку реальности.
Реальность – в том виде, в каком она была мне представлена в тот момент – на мой взгляд, от выдумки отличалась не слишком сильно.
- Я правильно понимаю, что не должна была бы вас видеть?
- Правильно, - У Аннелизы стал немного виноватый вид. – Я забыла задёрнуть штору.
- Какую штору?
- А вот эту, - она сделала лёгкое движение рукой, как будто действительно задёргивая невидимую занавесь, и вдруг стала невидима и сама.
Мне оставалось только тереть глаза. Впрочем, Аннелиза быстро вернулась.
- Почему же тогда перед вашей витриной не собралась целая толпа?
Она пожала плечами.
- Люди очень невнимательны, а в витринах сейчас часто можно увидеть персонал магазинов. Про выдумку и реальность я уже говорила. А у вас, к тому же, похоже, что-то с глазами.
- Обычный астигматизм.
- Ну да. Создаёт искажения и помехи, так что вы более склонны приглядываться к тому, что замечаете краем глаза. Да вы садитесь.
Я присела на стул, на спинке которого висела белоснежная шаль с кистями и блестящими вышитыми снежинками – очередной бессмысленный и беспощадный рождественский подарок, обречённый кочевать по шкафам и видеть свет только раз в году. Аннелиза снова провела рукой по воздуху и, видимо, на этот раз скрыла нас обеих.
- Знаете, я, наверное, нарочно забыла про штору, - вдруг призналась она, садясь напротив меня на другом конце длинного белого стола. – Ну, не совсем нарочно, но мне давно хотелось с кем-нибудь поговорить и рассказать всё, как есть. А то каждый год терпеть этих ужасных, фальшивых, толстых стариков в красных шапках... и гномы какие-то ушастые, в колпаках...
- Эльфы, - поправила я, но Аннелиза только отмахнулась:
- Эльфы? Да вы вообще видели настоящих эльфов?!
Я было снова собралась перебить, потому что, хотя сама и не видела, с моей подругой однажды приключился интересный фокус в садовом центре, но фея метнула на меня почти свирепый взгляд из-под очков.
- И олень этот... с носом... бррр! – Насчёт Рудольфа я была с ней совершенно согласна. – И всё это так грубо, так неубедительно придумано и так неэстетично! Ну как в это можно верить?!
- Большинство и не верит, - объяснила я. – Только дети. А для остальных это просто игра. Вот, по-моему, например, футбол тоже неэстетичен, но миллионы играют.
Фея в пижаме вздохнула. Она, безусловно, была куда привлекательнее Санта-Клауса, но к её внешности у меня тоже были вопросы.
- А скажите... почему вы в пижаме?
Теперь Аннелиза смотрела на меня удивлённо.
- А почему Санта-Клаус в красной куртке? А шотландцы в килтах, а гвардейцы в медвежьих шапках?
- Ну, про всё это есть разные истории...
- И у нас тоже есть. Но на самом деле просто однажды так повелось, да так и осталось.
- Что, все рождественские феи носят пижамы?
- Все. И не думайте, пожалуйста, что мы переняли их у вас – совсем наоборот. Вы их и шить-то не умеете. Манжеты и штанины можно подшивать только снами, ленты и завязки должны быть только из лунного шёлка, пуговицы из тёплого льда, а полоски, если есть, нужно правильно чередовать, иначе будут сниться, к примеру, одни только проваленные экзамены.
- И где же продают эти волшебные пижамы? Со снами и лунным шёлком?
Кажется, пожимать плечами было любимым ответом Аннелизы на всё, что угодно.
- Да в любом приличном универмаге. Почти у всех в штате теперь есть фея, иногда даже и не одна.
- И что, поэтому пижамы у них такие дорогие, а витрины под Рождество такие красивые? Это всё делают феи?
- Ну да.
Если задуматься, логика в этом была. Рождественские витрины – гордость большинства крупных магазинов, а в Лондоне ещё и туристическая достопримечательность. И пижамы я давно не покупаю нигде, кроме универмага «Маркс энд Спенсер»: в них действительно есть что-то особенное.
- И поэтому Рождество в магазинах начинается так рано? Феям не терпится?
- А вы как думаете? Полгода спать, а потом ещё три месяца придумывать узоры и украшения – вам бы тоже не терпелось заняться, наконец, делом и воплотить все свои идеи на практике.
- И где же вы спите полгода?
- В мебельных отделах, в основном. В Икее было хорошо – там такие уютные спальни и удобные кровати с пологами и верхними полками. Я раньше работала в Икее, - пояснила она. – Сначала у себя в Норвегии, потом перебралась в лондонский филиал, знаете, в Уэмбли. Но в центре города намного веселее.
От этого обилия информации голова шла кругом. А у меня ведь ещё оставались вопросы.
- Аннелиза, скажите, зачем вас очки? Неужели у фей бывает плохое зрение?
- Они только для работы, - она сняла их и протёрла стёкла рукавом пижамы, и стала ещё больше похожа на встрёпанную девочку-подростка, не спящую ночь за какой-нибудь ужасно увлекательной книжкой про вампиров. Хотя куда нам ещё и вампиров... – Без них тоже можно, но намного труднее.
- Что же они делают?
- Показывают желания.
-Что-что?
- Желания. А иначе как угадать, кому какой подарок?
Действительно, как? Передо мной эта проблема встаёт каждый год.
- В них какие-то специальные фейские стёкла?
- Не фейские. Осколки зеркала Снежной королевы. Ценятся на вес золота.
- Зеркала Снежной королевы?! Так оно же, во-первых, не её, а какого-то злобного тролля, а во-вторых, кривое!
- Ничего подобного! – в голосе Аннелизы было искреннее возмущение. – Этот ваш сказочник всё напутал! Вот, смотрите!
Она ещё раз протёрла очки и протянула мне. Я бережно нацепила тонкую оправу на переносицу и осторожно повернула голову в сторону застекольной Оксфорд-стрит. В первую секунду мне показалось, что ничего не изменилось, только народу на улице стало больше. Но нет – просто рядом почти с каждым человеком теперь плыли в воздухе очертания его желаний. И нередко у этих желаний тоже было человеческое обличье. Что неудивительно, если честно.
Но были и другие. Следом за девчушкой в берете с помпоном плыл полупрозрачный серый плюшевый медведь размером с неё саму. Время от времени она рассеянно гладила воздух где-то возле плеча, как раз там, где располагалась большая мягкая лапа. Миниатюрная дама в бархатном пальто, из тех, кого со спины можно принять за школьницу, но стоит ей обернуться, тонкие морщинки вокруг глаз и рта развеивают иллюзию, спешила куда-то под тенью огромной люстры, которая сделала бы честь классической постановке «Призрака оперы». Интересно, у неё действительно есть дома место для такого предмета или люстра – только верхушка айсберга, воплощение мечты об идеальном доме? У девушки с миллионом африканских косичек из кармана разноцветной вязаной кофты выглядывала призрачная острая мордочка – девушка мечтала о ручной крысе. За двумя парнями в чёрном неслись два одинаковых туманных мотоцикла... Я смотрела бы и смотрела весь день, но в конце концов мою увлечённость перебило страхом: побоявшись устыдиться и за себя, и за остальных прохожих, я не стала разглядывать желания бездомного и отвернулась от улицы.
- Хорошая вещь, - уважительно сказала я, возвращая очки хозяйке.
- Полезная, - кивнула она.
- А бывают люди совсем без желаний? Я не успела заметить.
Фея на этот раз не пожала, а зябко повела узким пижамным плечом.
- Бывают. На них лучше не смотреть подолгу – вся картина начинает теряться.
- Аннелиза, а зачем феям вообще работать? – задала я наконец вопрос, наряду с очками и пижамой мучивший меня с самого начала.
Мне показалось, что она чуть смущённо отвела глаза.
- Ну, если не работать, что тогда делать бóльшую часть года? У обычных людей подготовка к Рождеству начинается в лучшем случае в ноябре.
У меня оставался последний вопрос, но я не была уверена, что готова его задать. В конце концов, я сама должна знать, чего хочу, правда? Поэтому я не стала спрашивать, что Аннелиза видит у меня над головой или за плечом, а спросила сущую ерунду:
- А где феи раньше проводили бóльшую часть года, пока не стали работать на разные международные корпорации?
- Кто где. Чердаки, антресоли, чуланы – смотря куда в доме убирают праздничные украшения.
Да, ничего странного, что они с радостью перебрались в уютные интерьеры универмагов.
- Вы же расскажете другим правду? Про Санта-Клауса и вообще? – теперь у Аннелизы был трогательный, просящий взгляд.
- Постараюсь. Своему ребёнку точно расскажу, а там – как знать, может быть, новая сказка приживётся. Скажите, а феи любят получать какие-нибудь подарки от людей? Ну, в благодарность. Не мисочку каши, конечно, но что-то вроде...
Аннелиза довольно улыбнулась.
- Вот это, наконец, правильный вопрос! Вы всё-таки кое-что понимаете! Самый лучший подарок для феи – это обёрточная бумага. Чтобы её ни в коем случае не убирали и не выбрасывали сразу, а дали поваляться на полу, целым ворохом. Честное слово, на следующее утро её уже не будет. Вы только оставьте, а мы приберём.
Я решила не выяснять, что там феи делают с обёрточной бумагой. Может быть, шьют себе из неё бумажные крылья или вьют гнёзда, чтобы проспать в них полгода, или она как-то идёт в производство рождественских пижам на следующий год... кто знает. Я пообещала своей знакомой фее, что буду всячески поощрять родных и друзей не выкидывать бумагу до 26 декабря. Она даже запрыгала на месте от удовольствия.
- Держи. Это тебе на память, - с этой неожиданной фамильярностью Аннелиза сдёрнула со спинки стула блестящую шаль с бахромой. Я смутилась:
- Но это же... разве это не имущество универмага?
- Ничего подобного! Я её сама только что придумала! Ну, не придумала, а вспомнила, что видела где-то в магазине, но не суть – главное, никакого недочёта товара не будет.
Шаль была мягкая, как английская зима, и блёстки на ней складывались вовсе не в снежинки, а в узор заиндевевшей поутру паутины. Подозреваю, что точно такую я не нашла бы в «Селфридже» ни за какие деньги. Аннелиза «отдёрнула штору» и постучала согнутым пальцем по стеклу. Витрина откликнулась звоном, как будто была сделана из тончайшего хрусталя.
- Теперь можно идти. Счастливо! И счастливого Рождества!
Я шагнула прямо в продолжающее звенеть стекло и чуть не упала, забыл о ступеньке вниз, но удержалась на ногах и в следующую минуту уже стояла на Оксфорд-стрит, правда, вынужденная прислониться к витрине, для равновесия. Внутри не было никого, кроме манекена в тюлевом кринолине, но я всё равно исподтишка помахала невидимой Аннелизе рукой.
И вот теперь, как могу, выполняю данное ей обещание: моё дело – рассказать, а ваше – верить или не верить. Мне бы самонадеянно хотелось, чтобы из моего рассказа вы сделали три важных вывода. Первый – никакого Санта-Клауса, Пера Ноэля или Деда Мороза не существует на свете. Второй – цветную бумагу от подарков нельзя сразу убирать и выбрасывать, как будто вам уже надоели эти праздники и вы хотите, чтобы они поскорее закончились. И третий – когда вы в следующий раз будете в мебельном отделе большого магазина, например, той же Икеи, стоит вести себя потише в спальных интерьерах, чтобы не потревожить раньше времени какую-нибудь рождественскую фею.
Для себя же я прибавлю ещё два. Пожалуй, не буду я всё же делать лазерную коррекцию зрения, хоть мой левый глаз в одиночку и видит всего две первые огромные буквы – мало ли что ещё удастся поймать своим искривлённым хрусталиком. И теперь мне понятно, почему каждый год магазинно-рекламное Рождество, кажется, наступает всё раньше и раньше. Не кажется. Но как их остановить – я не знаю, равно как и у кого поднимется на это рука. Точно не у меня. Так что давайте, что ли, заранее учиться радоваться пластмассовым снежинкам в августе...
URL записи... пора писать рождественские сказки. Вот, например, такие.
Фея из Икеи
Астигматизм — дефект зрения, связанный с нарушением формы хрусталика или роговицы, в результате чего человек теряет способность к чёткому видению. ... нарушение равномерной кривизны роговой оболочки глаза и/или хрусталика приводит к искажению зрения. Симптомами астигматизма является понижение зрения, иногда видение предметов искривленными, их раздвоение...
Википедия
Википедия
Для начала считаю своим долгом вас заранее обрадовать и огорчить. Во-первых, не нужно пугаться: этот рассказ – совсем не реклама компании ИКЕА, более того, она тут присутствует главным образом ради рифмы в названии, хотя и имеет некоторое отношение к сюжету. Во-вторых, Деда Мороза на самом деле не существует, мне очень жаль, но это совершенно точно так. А теперь с чистой совестью, сделав эти два предуведомления, приступаю собственно к рассказу.
Только ленивый сейчас не сетует на коммерциализацию Рождества и на то, что празднично-фальшивая зима наступает в торговле и рекламе примерно в середине октября, неохотно и ненадого отодвигаясь, чтобы дать место Хэллоуину. Я тоже, конечно, сетовала и фыркала, пока не познакомилась с Аннелизой.
Был прекрасный осенний день, когда Лондон в рыжих кудрях платанов похож на девушку, только что выпорхнувшую из парикмахерской: новый цвет волос ещё непривычен, ярковат и режет глаз, но всё искупает довольная, ни кому в особенности не обращённая улыбка. Я ехала из Кенсингтона на вокзал Кингз-Кросс, заняв лучшее место на галёрке алого двухэтажного автобуса, и решительно одобряла всё, что видела со своей обзорной площадки – я вообще всегда одобряю осень, ну, разве что, за исключением чрезмерно ранних рождественских украшений.
Однако в начале Оксфорд-стрит автобус встал в длинную вереницу транспорта, тоскливо ожидающего своей очереди свернуть в какой-то крохотный проулок, чтобы объехать дорожные работы, и нетерпение взяло верх. Мне надоело ответно разглядывать трёх одинаковых девушек, с полуоткрытыми ртами слепо таращившихся прямо в окно автобуса с ближайшего здания в стиле ар-деко, и я выскочила на улицу при первой же возможности.
Рождественская иллюминация, перечёркивающая небо звёздами и бантами, нелепо смотрелась в медовом солнечном свете раннего ноябрьского вечера. Королева Времени в синем эмалевом плаще на фасаде универмага «Селфридж», казалось, соглашалась со мной, всплёскивая руками: «Ну что я могу поделать!» Зато в «Селфридже» всегда красивые рождественские витрины, каждый год на какую-то новую тему, и ладно уж, простим им некоторую несезонность – когда я ещё окажусь в Лондоне, чтобы их рассмотреть? В этом году – «Белое Рождество», сплошная белизна и серебро, ни капли постороннего цвета. «Белое», то есть, снежное Рождество на юге Англии нам практически не грозит, но отчего бы не помечтать?
Я не смогла не замедлить шаг (ничего, уеду на следующем поезде), разглядывая переходы белого в белоснежное, прозрачного в сверкающее и серебряного в зеркальное. Банальные товары, которые нам всегда норовят сплавить в предрождественской суете (миллионы подсвечников – ну кто, скажите, сейчас жжёт свечи в таком количестве? горы толстенных свитеров крупной вязки – на единственный снежный день в году или на выход в открытое море на крохотной рыбацкой шхуне...), превратились в материал художника и стали мазками, фактурой, бликами света. Больше всего мне понравилась витрина, в которой Снежная королева в тюлевом кринолине и короне из белых свечей уходила из белой комнаты, украшенной серебряными шарами, и оглядывалась на зрителей через плечо, как будто приглашая следовать за ней. Я с удовольствием ответила её взгляду, и пока мы так безмолвно общались сквозь стекло, в противоположном углу комнаты-витрины мне померещилось какое-то движение.
Зрение у меня плохое, а очки я носить не люблю, поэтому, чтобы проверить своё впечатление, пришлось подойти поближе. Сначала я решила, что всё объясняется просто, и это кто-то из работников универмага заканчивает оформление рождественской сцены: девушка, действительно обнаружившаяся в витрине, была в чём-то, смутно похожем на униформу, и с поблёскивающим именным значком на груди. Потом я решила, что сошла с ума, потому что «униформа» при ближайшем рассмотрении оказалось светлой пижамой в тонкую розовую полоску. Ну а совсем потом я поняла, что если кто и сошёл с ума, так это вообще весь мир вокруг, включая законы физики и здравого смысла, и это меня даже как-то утешило.
Девушка в пижаме наполняла прозрачную вазу на столе серебряными шарами. Шары рождались у неё в ладонях и, повинуясь легчайшему движению губ, каким, например, сдувают пушистую шапку с одуванчика, поднимались в воздух и затем плавно опускались вниз, занимая нужное место в хрупкой пирамиде, которую могло удерживать в вертикальном положении только чудо. Несколько шаров побольше девушка подбросила к потолку витрины, и они замерли на разной высоте, и со стороны казались подвешенными на очень тонких нитях. Когда пирамида в вазе достигла совершенно угрожающей степени шаткости, нарушающей все правила равновесия, госпожа оформительница критически оглядела своё произведение и вдруг беззвучно хлопнула в ладоши, от чего несколько верхних шаров соскочили на стол, подкатились катастрофически близко к краю и замерли там, как приклеенные. Эта картина показалась ей вполне удовлетворительной, она кивнула сама себе и напоследок щёлкнула пальцами, заставив королеву-манекен вздрогнуть и обернуться чуть дальше – чего, вероятно, и требовалось добиться для полного совершенства.
Тут девушка отвлеклась от своих творческих задач и заметила, что я наблюдаю за ней сквозь стекло, раскрыв рот, как совсем недавно за мной наблюдали архитектурные украшения. У неё было лицо сердечком, рыжие волосы, стянутые в два хвостика, очень светлые глаза, веснушки россыпью по округлым щекам и немного вздёрнутому носу и очки в тонкой золотой оправе. Некоторое время мы рассматривали друг друга с полной серьёзностью. Наконец обитательница застеколья пожала плечами и протянула мне руку. Прямо сквозь витрину.
«Это сон,» - задыхаясь, шепнул мне мой здравый смысл. – «Ты заснула в автобусе, застрявшем в пробке, и какая, собственно, разница, что ты дальше будешь делать во сне?»
Я послушалась и взяла холодную маленькую руку, и спокойно вошла с улицы в рождественскую витрину универмага «Селфридж» - получилось что-то наподобие сцены с боа-констриктором в «Гарри Поттере», только наоборот. Стекло пропустило меня и тут же снова сомкнулось за моей спиной, отрезав, как скальпелем, шум вечной толпы на Оксфорд-стрит и гул и гудки транспорта. За стеклом было тихо, только что-то где-то шелестело и звенело еле слышно, как обёрточная бумага и далёкие колокольчики.
- Добрый день, - как ни в чём не бывало, приветствовала меня рыжая Аннелиза – вблизи я смогла прочитать, что написано у неё на блестящем значке. Имя – крупными буквами, а немного ниже – должность: «рождественская фея».
- А Санта-Клаус тоже существует? – с нервным смешком поинтересовалась я, посколько ничего более умного мне просто не пришло в голову.
- Нет, - так же серьёзно ответила Аннелиза. – Санта-Клаус – это выдумка. Люди часто предпочитают выдумку реальности.
Реальность – в том виде, в каком она была мне представлена в тот момент – на мой взгляд, от выдумки отличалась не слишком сильно.
- Я правильно понимаю, что не должна была бы вас видеть?
- Правильно, - У Аннелизы стал немного виноватый вид. – Я забыла задёрнуть штору.
- Какую штору?
- А вот эту, - она сделала лёгкое движение рукой, как будто действительно задёргивая невидимую занавесь, и вдруг стала невидима и сама.
Мне оставалось только тереть глаза. Впрочем, Аннелиза быстро вернулась.
- Почему же тогда перед вашей витриной не собралась целая толпа?
Она пожала плечами.
- Люди очень невнимательны, а в витринах сейчас часто можно увидеть персонал магазинов. Про выдумку и реальность я уже говорила. А у вас, к тому же, похоже, что-то с глазами.
- Обычный астигматизм.
- Ну да. Создаёт искажения и помехи, так что вы более склонны приглядываться к тому, что замечаете краем глаза. Да вы садитесь.
Я присела на стул, на спинке которого висела белоснежная шаль с кистями и блестящими вышитыми снежинками – очередной бессмысленный и беспощадный рождественский подарок, обречённый кочевать по шкафам и видеть свет только раз в году. Аннелиза снова провела рукой по воздуху и, видимо, на этот раз скрыла нас обеих.
- Знаете, я, наверное, нарочно забыла про штору, - вдруг призналась она, садясь напротив меня на другом конце длинного белого стола. – Ну, не совсем нарочно, но мне давно хотелось с кем-нибудь поговорить и рассказать всё, как есть. А то каждый год терпеть этих ужасных, фальшивых, толстых стариков в красных шапках... и гномы какие-то ушастые, в колпаках...
- Эльфы, - поправила я, но Аннелиза только отмахнулась:
- Эльфы? Да вы вообще видели настоящих эльфов?!
Я было снова собралась перебить, потому что, хотя сама и не видела, с моей подругой однажды приключился интересный фокус в садовом центре, но фея метнула на меня почти свирепый взгляд из-под очков.
- И олень этот... с носом... бррр! – Насчёт Рудольфа я была с ней совершенно согласна. – И всё это так грубо, так неубедительно придумано и так неэстетично! Ну как в это можно верить?!
- Большинство и не верит, - объяснила я. – Только дети. А для остальных это просто игра. Вот, по-моему, например, футбол тоже неэстетичен, но миллионы играют.
Фея в пижаме вздохнула. Она, безусловно, была куда привлекательнее Санта-Клауса, но к её внешности у меня тоже были вопросы.
- А скажите... почему вы в пижаме?
Теперь Аннелиза смотрела на меня удивлённо.
- А почему Санта-Клаус в красной куртке? А шотландцы в килтах, а гвардейцы в медвежьих шапках?
- Ну, про всё это есть разные истории...
- И у нас тоже есть. Но на самом деле просто однажды так повелось, да так и осталось.
- Что, все рождественские феи носят пижамы?
- Все. И не думайте, пожалуйста, что мы переняли их у вас – совсем наоборот. Вы их и шить-то не умеете. Манжеты и штанины можно подшивать только снами, ленты и завязки должны быть только из лунного шёлка, пуговицы из тёплого льда, а полоски, если есть, нужно правильно чередовать, иначе будут сниться, к примеру, одни только проваленные экзамены.
- И где же продают эти волшебные пижамы? Со снами и лунным шёлком?
Кажется, пожимать плечами было любимым ответом Аннелизы на всё, что угодно.
- Да в любом приличном универмаге. Почти у всех в штате теперь есть фея, иногда даже и не одна.
- И что, поэтому пижамы у них такие дорогие, а витрины под Рождество такие красивые? Это всё делают феи?
- Ну да.
Если задуматься, логика в этом была. Рождественские витрины – гордость большинства крупных магазинов, а в Лондоне ещё и туристическая достопримечательность. И пижамы я давно не покупаю нигде, кроме универмага «Маркс энд Спенсер»: в них действительно есть что-то особенное.
- И поэтому Рождество в магазинах начинается так рано? Феям не терпится?
- А вы как думаете? Полгода спать, а потом ещё три месяца придумывать узоры и украшения – вам бы тоже не терпелось заняться, наконец, делом и воплотить все свои идеи на практике.
- И где же вы спите полгода?
- В мебельных отделах, в основном. В Икее было хорошо – там такие уютные спальни и удобные кровати с пологами и верхними полками. Я раньше работала в Икее, - пояснила она. – Сначала у себя в Норвегии, потом перебралась в лондонский филиал, знаете, в Уэмбли. Но в центре города намного веселее.
От этого обилия информации голова шла кругом. А у меня ведь ещё оставались вопросы.
- Аннелиза, скажите, зачем вас очки? Неужели у фей бывает плохое зрение?
- Они только для работы, - она сняла их и протёрла стёкла рукавом пижамы, и стала ещё больше похожа на встрёпанную девочку-подростка, не спящую ночь за какой-нибудь ужасно увлекательной книжкой про вампиров. Хотя куда нам ещё и вампиров... – Без них тоже можно, но намного труднее.
- Что же они делают?
- Показывают желания.
-Что-что?
- Желания. А иначе как угадать, кому какой подарок?
Действительно, как? Передо мной эта проблема встаёт каждый год.
- В них какие-то специальные фейские стёкла?
- Не фейские. Осколки зеркала Снежной королевы. Ценятся на вес золота.
- Зеркала Снежной королевы?! Так оно же, во-первых, не её, а какого-то злобного тролля, а во-вторых, кривое!
- Ничего подобного! – в голосе Аннелизы было искреннее возмущение. – Этот ваш сказочник всё напутал! Вот, смотрите!
Она ещё раз протёрла очки и протянула мне. Я бережно нацепила тонкую оправу на переносицу и осторожно повернула голову в сторону застекольной Оксфорд-стрит. В первую секунду мне показалось, что ничего не изменилось, только народу на улице стало больше. Но нет – просто рядом почти с каждым человеком теперь плыли в воздухе очертания его желаний. И нередко у этих желаний тоже было человеческое обличье. Что неудивительно, если честно.
Но были и другие. Следом за девчушкой в берете с помпоном плыл полупрозрачный серый плюшевый медведь размером с неё саму. Время от времени она рассеянно гладила воздух где-то возле плеча, как раз там, где располагалась большая мягкая лапа. Миниатюрная дама в бархатном пальто, из тех, кого со спины можно принять за школьницу, но стоит ей обернуться, тонкие морщинки вокруг глаз и рта развеивают иллюзию, спешила куда-то под тенью огромной люстры, которая сделала бы честь классической постановке «Призрака оперы». Интересно, у неё действительно есть дома место для такого предмета или люстра – только верхушка айсберга, воплощение мечты об идеальном доме? У девушки с миллионом африканских косичек из кармана разноцветной вязаной кофты выглядывала призрачная острая мордочка – девушка мечтала о ручной крысе. За двумя парнями в чёрном неслись два одинаковых туманных мотоцикла... Я смотрела бы и смотрела весь день, но в конце концов мою увлечённость перебило страхом: побоявшись устыдиться и за себя, и за остальных прохожих, я не стала разглядывать желания бездомного и отвернулась от улицы.
- Хорошая вещь, - уважительно сказала я, возвращая очки хозяйке.
- Полезная, - кивнула она.
- А бывают люди совсем без желаний? Я не успела заметить.
Фея на этот раз не пожала, а зябко повела узким пижамным плечом.
- Бывают. На них лучше не смотреть подолгу – вся картина начинает теряться.
- Аннелиза, а зачем феям вообще работать? – задала я наконец вопрос, наряду с очками и пижамой мучивший меня с самого начала.
Мне показалось, что она чуть смущённо отвела глаза.
- Ну, если не работать, что тогда делать бóльшую часть года? У обычных людей подготовка к Рождеству начинается в лучшем случае в ноябре.
У меня оставался последний вопрос, но я не была уверена, что готова его задать. В конце концов, я сама должна знать, чего хочу, правда? Поэтому я не стала спрашивать, что Аннелиза видит у меня над головой или за плечом, а спросила сущую ерунду:
- А где феи раньше проводили бóльшую часть года, пока не стали работать на разные международные корпорации?
- Кто где. Чердаки, антресоли, чуланы – смотря куда в доме убирают праздничные украшения.
Да, ничего странного, что они с радостью перебрались в уютные интерьеры универмагов.
- Вы же расскажете другим правду? Про Санта-Клауса и вообще? – теперь у Аннелизы был трогательный, просящий взгляд.
- Постараюсь. Своему ребёнку точно расскажу, а там – как знать, может быть, новая сказка приживётся. Скажите, а феи любят получать какие-нибудь подарки от людей? Ну, в благодарность. Не мисочку каши, конечно, но что-то вроде...
Аннелиза довольно улыбнулась.
- Вот это, наконец, правильный вопрос! Вы всё-таки кое-что понимаете! Самый лучший подарок для феи – это обёрточная бумага. Чтобы её ни в коем случае не убирали и не выбрасывали сразу, а дали поваляться на полу, целым ворохом. Честное слово, на следующее утро её уже не будет. Вы только оставьте, а мы приберём.
Я решила не выяснять, что там феи делают с обёрточной бумагой. Может быть, шьют себе из неё бумажные крылья или вьют гнёзда, чтобы проспать в них полгода, или она как-то идёт в производство рождественских пижам на следующий год... кто знает. Я пообещала своей знакомой фее, что буду всячески поощрять родных и друзей не выкидывать бумагу до 26 декабря. Она даже запрыгала на месте от удовольствия.
- Держи. Это тебе на память, - с этой неожиданной фамильярностью Аннелиза сдёрнула со спинки стула блестящую шаль с бахромой. Я смутилась:
- Но это же... разве это не имущество универмага?
- Ничего подобного! Я её сама только что придумала! Ну, не придумала, а вспомнила, что видела где-то в магазине, но не суть – главное, никакого недочёта товара не будет.
Шаль была мягкая, как английская зима, и блёстки на ней складывались вовсе не в снежинки, а в узор заиндевевшей поутру паутины. Подозреваю, что точно такую я не нашла бы в «Селфридже» ни за какие деньги. Аннелиза «отдёрнула штору» и постучала согнутым пальцем по стеклу. Витрина откликнулась звоном, как будто была сделана из тончайшего хрусталя.
- Теперь можно идти. Счастливо! И счастливого Рождества!
Я шагнула прямо в продолжающее звенеть стекло и чуть не упала, забыл о ступеньке вниз, но удержалась на ногах и в следующую минуту уже стояла на Оксфорд-стрит, правда, вынужденная прислониться к витрине, для равновесия. Внутри не было никого, кроме манекена в тюлевом кринолине, но я всё равно исподтишка помахала невидимой Аннелизе рукой.
И вот теперь, как могу, выполняю данное ей обещание: моё дело – рассказать, а ваше – верить или не верить. Мне бы самонадеянно хотелось, чтобы из моего рассказа вы сделали три важных вывода. Первый – никакого Санта-Клауса, Пера Ноэля или Деда Мороза не существует на свете. Второй – цветную бумагу от подарков нельзя сразу убирать и выбрасывать, как будто вам уже надоели эти праздники и вы хотите, чтобы они поскорее закончились. И третий – когда вы в следующий раз будете в мебельном отделе большого магазина, например, той же Икеи, стоит вести себя потише в спальных интерьерах, чтобы не потревожить раньше времени какую-нибудь рождественскую фею.
Для себя же я прибавлю ещё два. Пожалуй, не буду я всё же делать лазерную коррекцию зрения, хоть мой левый глаз в одиночку и видит всего две первые огромные буквы – мало ли что ещё удастся поймать своим искривлённым хрусталиком. И теперь мне понятно, почему каждый год магазинно-рекламное Рождество, кажется, наступает всё раньше и раньше. Не кажется. Но как их остановить – я не знаю, равно как и у кого поднимется на это рука. Точно не у меня. Так что давайте, что ли, заранее учиться радоваться пластмассовым снежинкам в августе...